«Душа видит Бога по силе жития»

О разнице душевного и духовного

Дух — это высшая часть души. Апостол Павел писал о духе как о чем-то особом:

«Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1 Фес. 5:23).

Трехчастность человека, трихотомия, говорит о многом. Со смертью умирают растительная и животная части души, а дух человека остается. Дух, в котором есть личность, разум, сердце, способное ощущать и переживать Бога. Ибо сердцем мы переживаем Бога, а умом познаем. Это все коренится в человеческом духе.

В связи с этим хочу указать на очень важный момент. Ведь чувства-то в душе есть не только в духе. В Священном Писании мы находим слово «психикос», когда говорится об отношении к животному миру, о душевности в противоположность духовности. Одно дело «психе», другое «нус». Так вот, чувства могут носить душевный характер: радость, скорбь, страдание, веселье, любовь и ненависть. Они присущи и высшим животным. А могут быть чувства духовные. Это совсем другое.

Оказывается, любовь душевная и любовь духовная – совсем разные чувства. И смешение этих вещей приводит к тяжелейшей духовной катастрофе человека и Церкви, если она этого не понимает.

О подмене любви в католичестве

В католицизме уже душевную любовь рассматривают как духовную. Их святые охвачены романтизмом. Душевность у них полностью закрыла духовность. Но духовная любовь совсем другая.

Исаак Сирин писал, что любовь духовная или любовь божественная возможна только тогда, когда человек освободится от страстей, и она пробивается в человек только по мере освобождения от страстей. А когда «меня не тронь, а то пойдет вонь», и я начинаю говорить о любви, то это любовь знаете какая? Та, которую Тертуллиан назвал «переодетым эгоизмом».

Я люблю, пока меня любят, но если мне что-то такое сделают – я ненавижу. Ой, какой я любвеобильный! И сразу показываю, что во мне сидит животное начало. Кошечку гладишь так – мурлыкает, попробуй наоборот – хватит вас зубами и когтями.

Да избавит Бог смешивать эти вещи! Бедные католические святые, они в прелести, потому что перемешали самое главное, душевность приняли за духовность. И это страшная беда.

Духовность есть обожение

Мы видим людей душевных и духовных. Душевные сентиментальны, могут плакать, рыдать, ездить по святым местам, проливать слезы. Благо, если человек при этом понимает, что он грешен, и хоть использует эти моменты воздействия какой-то святыни, чтобы покаяться, а не подумать, что у него возникло уже что-то сверхвысоко. Это все еще душевное.

Когда находишься в Иерусалиме, например, у Гроба Господня, невольно возникает чувство благоговения. Конечно, здесь Сам Господь лежал. Это душевное чувство надо использовать, чтобы направить этот поток в духовную сторону, для искренней молитвы, покаяния, но не думать о том, что это мне уже благодать. Какая благодать, когда меня не тронь?

Никита Стифат, ученик Симеона Нового Богослова, даже говорит так:

«Душевные — это как бы полуумные».

Они и слезы прольют, все что угодно, и в то же время их не тронь. А кажется, какая благодать! Ну, попробуйте тронуть эту благодать, да.

У святых отцов очень много говорится о духовности. Они называют это обожением, которое происходит при очищении души.

Душа видит Бога по силе жития

Как много мы говорим о познании, видении, проникновении. И вот, оказывается, где происходит истинное познание!

Ум философа или богослова по природе своей может быть очень сильным. Но если душа грязная, она не видит сути вещей, и будет богословствовать, напишет целые трактаты и талмуды бездушные.

Почему так трудно читать наши учебники догматического богословия? Духа нет никакого. Даются знания, которые можно заложить в компьютер, и он будет выплевывать их вам как книжка. И почему когда человек читает святых отцов с верою и благоговением, он чувствует благодать Божию, исходящую оттуда, которая питает, буквально насыщает душу, и дает много тех мыслей, которые крайне необходимы для человека?

«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5:8).

Оказывается. душа видит Бога не просто так, а по силе жития, то есть по силе очищения сердца, очищения своей души от всяких гадостей. И самая главная гадость, которая в человеке есть, это самомнение: «Слава Тебе, Господи, я не такой, как прочие люди! Я и в церковь хожу, и свечки ставлю, исповедуюсь, и причащаюсь!». Забыли, что первым вошел в рай разбойник, а не те первосвященники, архиереи, священники, книжники-богословы, которые распяли Христа. И как часто мы любуемся своей внешней церковностью!

Мерой смирения, видением своего недостоинства, измеряется степень близости к Богу. Мерой того, насколько я виду, что нищ и наг от всякого добра. Мерой смирения измеряется степень благодати Божией.

Есть такой термин — церковность. В чем он состоит? Я знаю, где и чего, какую записку куда и как подавать. А к этой церковности часто не прикоснись! Самомнение, гордыня есть самое страшное. Макарий Великий говорит, что это есть «медная стена» между Богом и человеком.

Вон, читается Евангелие о мытаре и фарисее:

«Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь» (Лк. 18:11).

И все святые отцы говорят, что мытарь вышел оправданным, а фарисей осужденным. Воцерковленный фарисей.

Осипов А.И.