Путь не святых

Читатель, хотя бы немного знакомый с аскетическим творчеством русских православных людей второй половины прошлого века, поймет, что название сей публикации противоположно основному стержню того творчества. Ибо тогда было принято рассуждать о пути святых; подобно сему, к примеру, назывался известный аскетический труд Сергея Иосифовича Фуделя «Путь отцов».

Определенная логика в таком аскетическом творчестве была. Ведь христианская святость, коей уже тогда было без малого две тысячи лет, прошла длинный путь. И святые отцы, носители сей святости,

Ведь слово Бога Духа Святого, «слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные. И нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто перед очами Его» (Евр.4: 12-13). Человеческое же слово такими священными и чудесными свойствами не обладает. Поэтому, как следует из сих теоретических соображений, человек в принципе не может написать такую Книгу!

Это же я в свое время понял и практически. Помню в середине 70-х годов прошлого века, будучи еще совсем молодым христианином, я мечтал, что вот буду читать святые книги, узнаю из них путь спасения и святости — путь святых отцов, и сам пойду этим путем. Но когда мне чудом (это же 70-е годы – разгул советского атеизма) попадала такая духовная книга, и я, томимый духовной жаждой, жадно начинал ее читать, то… ум скользил по ней как тупой нож по чрезвычайно твердому и прочному стеклу, не оставляя в душе каких-то существенных следов. Посему она, моя душа, подобно Лазарю на пиру богача, получала лишь ничтожные крохи сего изобильного святоотеческого учения, и, естественно, не могла ими досыта напитаться.

В весьма значительной степени это было связано с амбициозным, проистекающим от гордости ума желанием найти путь спасения чисто рациональным способом – только через чтение книг святых отцов и нахождение в них оного пути. Что, как было показано выше, — несостоятельно. Ведь кроме всего вышесказанного следует заметить, что сей путь спасения есть Господь наш Иисус Христос, как Он Сам о Себе и сказал: «Аз есмь путь и истина и живот: никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною» (Ин.14: 6). И христианин идет сим путем, т.е. соединяется со Христом не путем рациональных выкладок, рассуждений и одних лишь чтений, а через Таинства Православной Церкви (особенно Таинство Евхаристии) и духовную жизнь.

И однако же, это важное обстоятельство не должно скрывать и маскировать весьма странную малость пользы – какие-то крохи, которые я вначале получал от чтения святых отцов. Действительно, весь путь спасения, путь святых это чтение само по себе, рациональным путем не нарисует; но существенная духовная польза от него ведь должна была иметь место?! Ведь чтение святоотеческой литературы и стремление жить в соответствии с этим святоотеческим учением – это христианский подвиг и определенная добродетель, которая должна приносить большую духовную пользу. А я ее вначале не получал, точнее получал очень мало – весьма недостаточно.

И такое чувство сей недостаточности возникало не только у меня. В этом отношении очень симптоматично весьма и весьма своеобразное описание пира у одного из самых великих аскетических писателей последнего времени святителя Игнатия (Брянчанинова). Тут надо сделать небольшое отступление, заметив, что этот образ, образ пира впервые использовал Платон в своем знаменитом одноименном диалоге («Пир»). Дело в том, что там у этого великого философа данное действо отнюдь не было тривиальным насыщением плоти, а было пиршеством ума и мысли. Чем, вероятно, Платон хотел мысли и чувства своих современников, древних греков язычников – рабов чрева возвысить над ним и, особенно, над тем, что ниже его. Сие в целом похвально; правда, не знаю, насколько было тогда плодотворно.

Однако следует отметить, что евангельский пир (Мф.22: 1-14; 25: 10-13; Откр.19: 7-9), хотя и идет в том же самом высоком направлении, но неизмеримо более философии Платона возвышает христианина! Возвышает не только его ум, но и всю душу, потому что это всеобъемлющее духовное пиршество всякой христианской души. Конечно, основная часть этого духовного пира проходит после разрешения праведника от уз плоти и совершается в Царстве Небесном. Но начинается сие христианское духовное пиршество на земле, начинается, когда христианин идет путем православно-христианской аскезы. Ибо, как говорят по сему поводу святые отцы: «Насколько истощается вследствие сей аскезы тело, настолько утучняется душа», — очевидно, утучняется она вследствие участия ее в сем духовном пиршестве.

Св.Игнатий (Брянчанинов) в своих проповедях и письмах неоднократно обращается к теме последнего. Но в его творениях есть одно совершенно уникальное и своеобразное поучение на сию тему, о котором я и хочу сказать. Итак, святитель говорит приблизительно следующее: пир (надо понимать, тот самый — евангельский) закончился (!); в опустевшую после сего пиршества царскую палату входит опоздавший на сей пир человек, с коим, по-видимому, отождествляет себя сам св.Игнатий (!). И что же он там видит? Остатки удивительных кушаний (объедки), по которым лишь очень и очень приблизительно можно судить о том, какой на вкус была та, насыщающая душу, духовная пища. Он также видит диковинные музыкальные инструменты, и даже приблизительно не может представить себе, какие же чудесные звуки, «ихже плотское ухо николиже слыша» (ср.1 Кор.2: 9), они издавали, и т.д…

В общем, читатель, ты заметил сходство моих вышеописанных ощущений при моем первом знакомстве со святоотеческой литературой и сим рассуждением святителя Игнатия?! У меня, как и у евангельского Лазаря, желание напитаться хотя бы крохами сего духовного пиршества, а у него – стремление хотя бы приблизительно узнать вкус сей духовной пищи по ее остаткам (объедкам). У меня ум скользит по страницам святых книг, как тупой нож по стеклу, практически ничего не понимая и не получая пользы, а у него то же самое с абсолютно непонятной «духовной музыкой» невиданных на земле «музыкальных инструментов». Короче говоря, такое сходство аскетических ощущений свидетельствует о каком-то объективном явлении, существенно затрудняющем аскезу в последнее время существования человечества; во всяком случае, весьма и весьма существенно затрудняющем передачу аскетического опыта предыдущих поколений христианских подвижников нынешним.

И если ты, о читатель, это понял, то сравни себя и меня со святителем Игнатием (Брянчаниновым)! Не знаю, как ты, а я ему в подметки (в том числе и богословско-аскетические) не гожусь! Так что если уж он скорбит о том, что вынужден питаться «духовными объедками», то мне что сказать?! Как говорится, «если такой великий праведник едва спасается, то такой великий грешник, как я, куда денется» ?! И потом, если уж мы говорим, что эта наша общая со святителем беда есть следствие последнего времени, то давайте сравним: св.Игнатий (1807-1867 г.г.), как видите, жил, творил и совершал свои аскетические подвиги в относительно спокойном 19 веке; а отошел он ко Господу почти 150 лет тому назад. И при этом святитель сетует на какую-то аскетическую беду последнего времени, мешающую ему подвизаться так, как делали сие древние подвижники!

А тогда нам, живущим через 150 лет, за кои всеобщая апостасия весьма усилилась; и живущим отнюдь не в относительно спокойном 19 веке, наоборот, пережившим 20 век, «век-волкодав», — что нам говорить о «последнем времени» ?! Очевидно, в наше время та аскетическая беда, которую ощущал своей праведной, всеми силами стремящейся к Богу душой святитель Игнатий (Брянчанинов), чрезвычайно усилилась. Что и я также достаточно ощутил в своих вышеупомянутых первоначальных аскетических опытах.

Отсюда возникают два вопроса. Первый самоочевидный и само собой напрашивающийся: о какой аскетической беде, в особенности затрудняющей передачу духовного опыта предыдущих поколений православных христиан нынешнему, идет речь? Второй вопрос не такой очевидный, но зато гораздо более животрепещущий. И действительно, Евангелие ведь еще никто не отменял и до конца веков отменить не может (ср.Мф.5: 18). Оно как и прежде, как и две тысячи лет назад зовет и нас, современных христиан ко спасению, зовет нас на евангельский брачный пир. И что же, мы приходим туда и… обнаруживаем, что «пир окончен»; что еще во времена святителя Игнатия там остались одни «объедки», а в наше время вообще одни крохи, да и те проблемно получить?! Так что же, нас обманули?! Я, к примеру, сорок с гаком лет тому назад пришел ко Христу, достаточно многим пожертвовав ради духовной жизни и подразумевающей ее православной аскезы. И что я получил на этом сорокалетнем пути? Ровным счетом ничего – как был великим грешником, так им и остался!

Так что отсюда следует? Что христианство окончательно оскудело? Что любовь Божия, обильно изливающаяся на христиан прошлых веков, в наше последнее время полностью иссякла, и нам уже ничего не осталось?! Такое мнение богословски совершенно неосновательно, поскольку противоречит догматическому учению о свойствах Божиих. Одно из коих, т.е. эта самая любовь Божия, Его человеколюбие иссякнуть не могут. Любовь Божия как и две тысячи лет назад в полной мере изливается и на нынешнее до крайности падшее человечество, но при этом она принимает другие формы.

Короче говоря, я вот что думаю по этому поводу. Бог человеколюбив, милосерд и праведен точно также, как и две тысячи лет назад, и каким был всегда. Поэтому если мы, православные христиане нынешнего последнего времени, как видим, в чем-то аскетически и духовно чрезвычайно умалены по сравнению с древними подвижниками, то в чем-то другом, согласно праведности и любви Божией, мы должны иметь преимущество! И так думаю не только я. Вот что говорится по сему поводу в одном древнем патерике («Достопамятные сказания»):

«Некогда святые отцы рассуждали о последнем роде. «Что мы сделали?» — говорили они. Один из них, великий Авва Исхирион, отвечал: «Мы исполнили заповеди Божии». Спросили его: «А что сделают те, которые будут после нас?». «Они, — сказал Ава, — сделают вполовину против нас». Еще спросили его: «А что будут делать те, которые после них будут?». Авва Исхирион отвечал: «Люди века того ничего не сделают. Но к ним придет искушение. И те, кои в то время окажутся добрыми, — будут выше нас и отцев наших!».

Так вот второй, самый животрепещущий вопрос таков: в чем же мы, православные христиане сего последнего времени выше, по словам того великого Аввы, древних подвижников — «выше их и отцов их»? В чем наше перед ними духовное превосходство, компенсирующее вышеозначенную нашу перед ними духовно-аскетическую умаленность, а, лучше сказать, ничтожность?

Отвечая на этот вопрос, уже в первом приближении очевидно, что мы, православные последнего времени, в отличие от древних отцов, обладаем всей святоотеческой сокровищницей. Но… это возвращает нас к началу сей статьи: обладать-то этим сокровищем мы обладаем, но полноценно пользоваться им, как выше было сказано и показано, не можем, т.е. обладаем им лишь номинально. Почему? А это возвращает нас к первому заданному вопросу, не ответив на который, мы не сможем ответить на сей второй.

Итак, почему же мы не может полноценно пользоваться как никогда изобильной в наше время сокровищницей святоотеческой духовно-аскетической мудрости? Думаю, вследствие духовной брани, которую издревле ведет против рода христианского враг-диавол. Ведь не один я, С.И.Фудель или еще кто-то понял наше преимущество в обладании всем святоотеческим сокровищем; сатана умнее нас, он это также понял. Поэтому и постарался неким образом нивелировать сие наше преимущество.

Вероятно, он применил какое-то особое оружие (по моему мнению, это даже не оружие, а некая новая стратегия духовной брани против нас), позволившее, как было выше показано, весьма затруднить передачу духовно-аскетического опыта святых отцов нынешнему поколению христиан. Чем он в определенном смысле победил святых. О чем, кстати говоря, есть пророчество в Апокалипсисе, относящее к последнему времени и зверю из бездны – антихристу, которому «дано было… вести войну со святыми и победить их» (Откр.13: 7). Здесь под сей «победой» разное разумеется, но, думаю, и то, о чем мы сейчас говорим.

Так что же это за оружие или что за особая сатанинская стратегия в духовной брани?! Ключ к решению этой сложной задачки я получил, читая творения того же самого святителя Игнатия (Брянчанинова). Который, рассуждая об этом самом аскетическом опыте, замечает, что настоящий христианский учитель должен реально иметь сей опыт, чтобы его передать. То есть он сам должен сначала опытно пройти конкретный путь от греха к добродетели, чтобы потом научить этому пути других подвижников. Если же он этот путь не прошел, то и научить ему других не сможет, даже если каким-то особым, чудесным образом и сам стяжает святость. По словам св.Игнатия о таким старцах говорят, что он «свят, да не искусен».

Святитель приводит из какого-то патерика и пример одного такого старца, который был свят, да не искусен. К нему обратился некий молодой монах, который страдал от разных страстей. И сей святой старец наложил на него весьма большое и непосильное покаянное правило. Когда этот юный монах пытался его исполнить, то по немощи впал в еще более тяжкие страсти и, что хуже всего, — в уныние и отчаяние. Тогда он обратился к другому, по настоящему опытному старцу, который успокоил его, очень мудро сказав: «Тот отец, который дал тебе это непосильное правило, – великий святой; он уже живет не на земле, а на небе. Но он забыл, что мы-то, грешные, живем ведь не на небе, а на земле, поэтому ты и не смог исполнить это «небесное» (непосильное) правило». Он наложил на того монаха гораздо более легкую епитимию, позволявшую успешно бороться с грехами, которую тот и понес, победив свои страсти.

Обобщая вышесказанное, св.Игнатий (Брянчанинов) приводит следующий библейский пример. Евреи за свои грехи (в основном, идолопоклонства) были наказаны пленом Вавилонским, в котором пробыли 70 лет. Но затем они были освобождены из этого плена и вернулись в Иерусалим. А вот святого пророка Аввакума Ангел Божий чудесным образом перенес из Иерусалима в Вавилон (чтобы он накормил томящегося во рву львином пророка Даниила) и вернул обратно.

Заметим, евреи прошли, в основном, пешком весь путь от Вавилона до Иерусалима; поэтому они этот путь знают – он им опытно знаком. Святой Аввакум также вернулся из Вавилона в Иерусалим. Но это случилось чудесным образом; его перенес оттуда в святой град Ангел. Поэтому, хотя сей пророк и святой, но путь из Вавилона в Иерусалим ему неизвестен; в лучшем случае он может рассказать о святых местах и других достопримечательностях последнего.

Итак, какой общий вывод отсюда? В данном случае иудеи, самим делом прошедшие путь из Вавилона в Иерусалим и опытно знающие сей путь, – это образ христианских учителей, которые опытно прошли путь от греховного Вавилона страстей к святому Иерусалиму бесстрастия. Поэтому, опытно зная сей путь, они могут научить ему и других христиан. А пророк Аввакум, хотя также перешедший отсюда туда, но пролетевший сей путь чудесным образом, – это образ старца, хотя и святого, но достигшего святости по милости Божией чудесным образом, без обычного длительного прохождения аскетического пути от греха к добродетели. Таковой старец, хотя и святой, но не пройдя сей путь и опытно не зная его, научить других ему не может. Поэтому о нем и говорят: «Свят, да не искусен!».

Теперь это святоотеческое учение (начатки его встречаются еще в «Лествице» преподобного Иоанна Лествичника), развитое святителем Игнатием (Брянчаниновым), применим к тому, о чем мы говорим. Ведь святые отцы не только опытно прошли этот путь от греха к добродетели, но и теоретически осмысливали сей путь. Вот что говорит о нем преподобный Авва Дорофей, раскрывая смысл слов некого древнего старца: «Ходите путём царским, и считайте поприща (вёрсты)»:

«Поприща же (вёрсты) суть различные устроения, которые каждый всегда должен считать и замечать непрестанно: где он, до какой версты достиг, и в каком устроении находится? Именно: мы подобны людям, которые имели намерение идти во Святой Град (Иерусалим); выйдя из одного города, некоторые прошли пять вёрст и остановились, другие прошли десять, иные совершили и половину пути, а иные нимало не прошли по нём, но пребывают вне ворот, в смрадном предместье его. Из тех же, которые находятся на пути, случается, что некоторые пройдут две версты и, заблудившись, возвращаются, или, прошедши две версты вперёд, отходят пять назад; другие же дошли до самого города, но остались вне его и не вошли внутрь города. То же бывает с нами: ибо некоторые из нас оставили мир и вступили в монастырь с намерением стяжать добродетели: и одни сделали немногое и остановились; иные больше, а другие совершили половину дела и остановились; иные вовсе ничего не сделали, но, думая, что вышли из мира, остались в мирских страстях и в злосмрадии их; иные совершают немного доброго и опять разоряют это; а некоторые разоряют и более того, что совершили. Другие же хотя и совершили добродетели, но имели гордость и уничижали ближнего, а потому не вошли во град, но пребывают вне его. Следовательно, и эти не достигли своей цели, ибо хотя они дошли до самых ворот града, но остались вне его, а потому и сии не исполнили своего намерения.

Итак, каждый из нас должен замечать, где он находится: вышел ли он из своего города, но остановился вне ворот в смрадном предместье его; или прошёл мало, или много; или достиг до половины пути; или идёт две версты вперед и две назад; или дошел до града и взошёл в Иерусалим; или хотя и достиг до града, но не мог войти в него. Каждый пусть рассматривает своё состояние, где он находится».

Как видим, здесь преподобный Авва Дорофей под видом обычного путешествия странников из одного города в другой дает нам весьма полезный образ того, чем по сути является путь спасения – путь святых; и объясняет суть того, как сами эти святые, опытно прошедшие сей путь, описывают его в своих аскетических творениях. Тогда здесь первый город, из которого исходят странники, — это духовное состояние падшего человека, а второй град, к которому они стремятся, идя путем святых, — это состояние святости. Иначе можно сказать, что первый град – это естественное состояние падшего человека, а второй – сверхъестественное его состояние.

Под естественных состоянием человека здесь понимается не то, что падшее состояние ему действительно естественно. Ведь на самом деле человек был сотворен Богом безгрешным и насколько мог вместить – совершенным. Поэтому некоторые святые, в том числе и вышеупомянутый Авва Дорофей, не без оснований считали естественным состоянием человека то, которое имели Адам и Ева в раю до грехопадения. Но большинство святых называли естественным то состояние падшего человека, в котором мы все рождаемся; и называли его естественным нам всем именно в силу того, что мы все, все люди без исключения в нем и рождаемся.

Суммируя вышесказанное можно сказать, что путь святых – это путь из естественного состояния падшего человека в сверхъестественное состояние последнего. Этот путь прошли все святые; и те из них, которые прошли его опытно, оставили нам свои аскетические творения, описывающие сей путь. И если вернуться к тому образу обычного пути странников из города в город, образу, который предлагает Авва Дорофей, то, условно говоря, можно сказать, что опытные святые старцы-аскеты не только перешли из того города (естественного состояния падшего человека) в другой (его сверхъестественное состояние), но и весьма подробно описали, так сказать, «географию» сего пути. Что, собственно, и означают слова: «Ходите путём царским, и считайте поприща вёрсты».

Как говорит Авва Дорофей и иные святые отцы, иной лишь мнит, что идет, а на самом деле стоит на месте, на смрадном месте. Другой прошел уже очень много – десять и более верст-поприщ, он даже дошел до святого града, но в него почему-то не вошел. Иной же в самом начале пути, пройдя всего два-три поприща-версты, оказался в весьма живописной роще со множеством приятных в пищу плодовых деревьев; он там задержался до ночи, а ночью его сожрали в той роще хищные звери.

Есть на этом пути чрез сколько-то верст-поприщ, по описанию святых отцов, образно говоря, «озеро с чистой и живительной водой», где уставший путник может утолить свою духовную жажду. Но в другом месте на этом пути есть «болото с ядовитой жижей», пить которую ни в коем случае нельзя, иначе духовно умрешь. Это болото расположено на сем пути чрез другое количество верст-поприщ, вот почему так важно правильно их считать – чтобы знать в каком месте своего духовного пути ты находишься! И, исходя из этого, из этих своих духовных «координат» поступать дальше так или иначе: скажем, «пить живую воду чистого озера», но ни к коем случае не пить «ядовитую жижу болота». Вот почему так важна эта духовная «география»!

А поприща-версты – это поднятый на себя подвижником-аскетом некий труд, некое аскетическое усилие, позволяющий ему пройти соответствующий сему подвигу-усилию некоторый отрезок пути к Царствию Небесному. Ибо «от дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф.11:12). Так, например, у преподобного Иоанна Лествичника эти поприща-версты называются ступенями его духовной лествицы, возводящей подвижника на небо.

Интересна в этой связи и этимология слова «поприще». В древности это была мера обычного пути, по разным данным равная: 2/3 версты, 1,5 версты или размером в дневной переход. Но из-за употребления сего слова свв.отцами в аскетическом смысле, для измерения пройденного аскетом духовного пути к Царству Небесному, сие слово приобрело другой смысл: род деятельности, жизненная арена, жизненный путь.

Если теперь, исходя из всего вышесказанного, попытаться изобразить, чем же является для нас все святоотеческое аскетическое наследие, то можно сказать, что это своего рода заветная «карта» сокрытого в земле сокровища – сокровища Царства Божия. И эта «карта», согласно словам Аввы Дорофея, схематически выглядит как известная школьная арифметическая задачка: «Из пункта А в пункт В выходит путник и… так далее». Тогда здесь пункт А – это естественное состояние падшего человека, а пункт В – это сверхъестественное состояние святости подвижника.

Ну и естественно, святые отцы полностью описали всю духовную, так сказать, «географию» сего пути: где на нем «смрадные места»; где соблазнительные «чащи с опасными зверями»; где «озера с живой водой», а где «болота с ядовитой жижей» и т.д. Здесь слово «где» означает совершенно точные духовные «координаты» всех вышеозначенных мест, т.е. то количество поприщ-верст, пройдя которые из «пункта А» в направлении «пункта В» подвижник попадает и в то или иное место. Изучая святоотеческое наследие, читая творения святых отцов православный аскет-подвижник как раз и получает способность ориентироваться с помощью сей заветной «карты» сокрытого в земле сокровища небесного: благодаря ей он знает в каком месте на пути к сему сокровищу находится, знает то или иное качество сего места и, главное, знает куда идти ему дальше.

Это и есть то, о чем древний старец сказал: «Ходите путём царским, и считайте поприща вёрсты». И также то, что Авва Дорофей заповедал всем нам: «Каждый пусть рассматривает своё состояние, где он находится». Так где же находимся мы, современные христиане, люди последнего времени? И вот тут-то начинается самое «интересное», то, о чем я как раз и хочу сказать, — то самое вышеозначенное сатанинское искушение, не позволяющее нам в полной мере пользоваться сей «картой», не позволяющее нам полноценно владеть всем святоотеческим наследием.

Дело в том, что если объективно оценивать наше положение на пути святых, то с прискорбием надо признать, что современный человек, как правило, вообще не находится на сем пути, поскольку он не находится даже в исходной его точке «А» — естественное состояние падшего человека. Чаще всего, состояние современного человека — противоестественное. И такое оно потому, что нынешнее человечество в массовом порядке заражено атеизмом, состоянии совершенно противоестественном, поскольку прошлые поколения людей его абсолютно не знали и не содержали.

Поэтому современный человек из-за своего противоестественного атеизма находится в точке «С», которая расположена более или менее левее точки «А». Покажу это схематически. Вот схема обычного пути святых:

А_______________________________В

А вот положение или, точнее, отношение современного человека (означенное точной «С») к сему пути:

С__________А______________________________В

Что же отсюда следует? Много чего; но уже в первом приближении видно, как диавол, согласно вышеупомянутому апокалиптическому пророчеству (Откр.13: 7), сумел победить святых. Да, они остались святыми — этого диавол никак отменить не может, поскольку сие не в его компетенции. Но враг рода человеческого так изменил последний, т.е. всех нас, современных людей настолько изменил в худшую сторону, что святые отцы, оставаясь святыми, стали для нас «неискусными»! Ведь они очень подробно описали путь из точки А в точку В, а нам-то надобно сначала пройти путь из точки С в точку А! А этот путь в святоотеческой литературе практически не описан.

К примеру, свв.отцов как-то мало волновали, столь волнующие нынешнего, особенно западного человека проблемы ЛГБТ-сообществ; а об однополых «браках» святые вообще ничего не писали. О прочих же ужасающих извращениях современного человечества (особенно гейропейского), кои не знали святые, я уж целомудренно умалчиваю! Конечно, такое целомудренное их незнание говорит о чистоте святых. Но, с другой стороны, не зная всего этого, т.е. не пройдя опытно путь из точки С в точку А, они, соответственно, мало чем могут помочь современным «христианам-кристианам-анастейшам» пройти оный путь, т.е. сделать то, что им в первую очередь необходимо сделать — перейти из их противоестественного состояния в естественное.

Конечно, это не их, не святых отцов провинность, а наша сугубая вина. Но факт остается фактом: из-за сей нашей сугубой вины святые отцы, оставаясь святыми, вышеупомянутым действием диавола стали для нас «неискусными»! А это диавольское действие и есть та особая хитрость врага рода человеческого, о которой я говорил в первой части сей статьи. Цитирую: «Это то его особое оружие, по моему мнению, это даже не оружие, а некая новая стратегия духовной брани против нас, позволившее, как было выше показано, весьма затруднить передачу духовно-аскетического опыта святых отцов нынешнему поколению христиан».

А от чего возникает сие затруднение очевидно из вышеприведенной схемки пути С-А-В, а также из элементарной, так сказать, духовно-оптической закономерности. И действительно, если человек находится в точке А, то для него хотя бы отчасти виден путь из нее в точку В. Если же он находится в точке С, далеко отстоящей от точки А, то ему из-за дальности расстояния, зачастую, не видно даже начало пути из нее в точку В. Дай Бог, чтобы оттуда он хотя бы видел саму эту точку А, т.е. то его естественное состояние, в которое ему сначала надо перейти. Сейчас многие не видят и сего!

Но это лишь пол беды, точнее, лишь малая часть беды. Гораздо хуже другое. Часто православный христианин, пытаясь по заповеди святых отцов идти царским путем, считая версты-поприща, и с этой целью изучая святоотеческую литературу, делает одну и ту же чудовищную ошибку. Находясь в точке С (противоестественное состояние), он ошибочно мнит, что уже находится в точке А (естественное состояние). Поэтому когда пытается начать идти в точку В (сверхъестественное состояние), то пользуется той святоотеческой духовной «географией», которая описывает путь из точки А в точку В.

Но ведь таковому современному христианину сначала надо в обязательном порядке пройти путь из С в А, который он реально и проходит вначале. А ведь на этом пути совсем другая, чем от А до В, и, кстати говоря, малоизученная духовная «география». Поэтому может оказаться и часто действительно оказывается, что там, где у свв.отцов на их пути из естественного состояния к святости через сколько-то верст-поприщ, образно говоря, «есть озеро с чистой и живой водой», то у современного неофита на его необходимом духовном пути из противоестественного состояния в естественное через столько же верст-поприщ может оказаться «болото с ядовитой жижей». А он, начитавшись святых и используя их духовную «географию», соответственно из сего «болота» напьется, ошибочно думая, что пьет «живую воду из чистого озера»!

В первую очередь это относится к самому первоначальному определению неофитом своих духовных «координат»; то, о чем Авва Дорофей сказал: «Каждый пусть рассматривает своё состояние, где он находится». И если неофит, восторженно начитавшись святоотеческих творений, думает, что будет подвизаться, чтобы стать «как все святые» — то, как правило, это диавольский прилог гордыни, из-за которой неопытные подвижники «восходят до небес, и низходят до бездн» (Пс.106: 26). И каждый такой, пытающийся подвизаться неофит может легко это заметить, наблюдая за своими духовными состояниями.

Обычно такой, когда некоторое ограниченное время (часто с понедельника – «начну новую жизнь» — до пятницы, когда она обычно и заканчивается) несет свои известные мелкие «подвиги», типа «пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» (ср.Лк.18: 12) и т.д., то вследствие сего возносится до небес, мня, что он уже, «как все святые». Но с неминуемой, непреодолимой и неумолимой обязательностью (чаще всего в субботу) впадает затем в очередное грубое, зачастую плотское грехопадение. После чего таковой всегда предается унынию и даже отчаянию – бесовская гордыня такового обязательно низводит до бездн.

Таковому дай Бог не то, чтобы «быть как все святые», а хотя бы прийти в свое естественное состояние! Скажем, перейти из очень часто встречающегося в наше время состояния противоестественного блуда в естественное состояние брака. Это же можно сказать и об остальных добродетелях, особенно о наиболее высокой из них – любови. Ведь никто, пришедший в христианство из противоестественного состояния атеизма, сразу достичь ее не сможет.

Ибо атеизм – это одна из самых опасных форм богоборчества, т.е. противоестественной вражды против Бога, абсолютно противоположной и противной возвышеннейшей и сверхъестественной любви Божией. Поэтому просто перейдя от атеизма к вере, т.е. лишь поверив, что Бог есть, нельзя сразу возыметь любовь к Нему (которая будучи плодом или даром Святого Духа, ср.Гал.6: 22, — выше естества) — сначала надо прекратить противоестественную вражду с Ним! Хотя бы возымев для этого естественный страх Божий.

Между тем опыт такого перехода от атеизма к вере (что Бог есть) свидетельствует: и после сего перехода оная вражда человека с Богом не прекращается. Она зачастую просто принимает другие, менее заметные формы. Кстати говоря, сатана это знает, и особым образом специально стимулирует у такового неофита эти малозаметные формы вражды против Бога

Обобщая все вышесказанное, приведу таковому неопытному неофиту прекрасный святоотеческий пример. У «Лествицы» преподобного Иоанна Лествичника тридцать ступеней.  Но ведь даже в обычном бытовом обиходе никто не прыгает с первой ступени любой лестницы (что верно и для духовной) сразу наверх. Сначала надо пройти все ее ступени. А мы-то даже не дошли до подножия этой «Лествицы», ведущей на небо. А надобно дойти, о чем преимущественно и говорится в сей части данной публикации!

Итак, нами было описано то искушение современного христианина, особенно неофита, которое не позволяет ему полноценно пользоваться изобильным святоотеческим наследием. Был поставлен своего рода диагноз сей болезни. Но любой врач ведь не ради самого по себе диагноза диагностирует всякую болезнь, а для того, чтобы успешно лечить ее. Какое же лечение нашей, вышеописанной духовной болезни?

Ответ на этот вопрос по сути является и ответом на второй вопрос, поставленный в 1-й части сей статьи, цитирую: «В чем же мы, православные христиане сего последнего времени выше, по словам великого Аввы Исхириона, древних подвижников — «выше их и отцов их»? В чем наше перед ними духовное превосходство, компенсирующее вышеозначенную нашу перед ними духовно-аскетическую умаленность, а, лучше сказать, ничтожность»?

Напомню, чтобы не быть голословным, что сказал по этому же поводу сам Авва Исхирион: «Некогда святые отцы рассуждали о последнем роде. «Что мы сделали?» — говорили они. Один из них, великий Авва Исхирион, отвечал: «Мы исполнили заповеди Божии». Спросили его: «А что сделают те, которые будут после нас?». «Они, — сказал Ава, — сделают вполовину против нас». Еще спросили его: «А что будут делать те, которые после них будут?». Авва Исхирион отвечал: «Люди века того ничего не сделают. Но к ним придет искушение. И те, кои в то время окажутся добрыми, — будут выше нас и отцев наших!».

Так в чем же это наше, современных христиан, православных последнего времени преимущество?! Во-первых, как говорят об этом сами святые, из-за крайнего оскудения добродетели и чрезмерного умножения в наше время зла (когда примеров первой – крайне мало, а примеров второго – множество) даже малые подвиги тех аскетов, которые несмотря на это искушение пойдут путем добродетели (или, как сказал Авва Исхирион — «окажутся добрыми») будут приравнены к великим подвигам древних святых.

Во-вторых, как следует отсюда, эта милость Божия к нам, христианам последнего времени дает и особую силу нашему покаянию. Последнее всегда обладало необычайной силой, способной за несколько покаянных слов или каплю слезы сделать блудницу целомудренной, мытаря – бессребреником, гонителя – апостолом. В наше же время эта сила становится сугубой, поскольку, согласно вышесказанному, ныне и малое наше покаяние (лишь бы оно было искренним и без всяких спекуляций) приравнивается к великому покаянному подвигу древних святых.

К тому же следует отметить, что сейчас покаяние (наряду с терпением; особенно скорбей) – это основная добродетель современного православного, позволяющая ему не только вести христианскую жизнь, но и попросту выжить. Чтобы глубже понять это, обратим внимание на то, что говорит о покаянном подвиге древних святых сам Авва Исхирион. Так он замечает, что они «исполнили заповеди Божии». Обычно святые понимали под исполнением заповедей Божиих достижение бесстрастия, т.е. искоренение гнездящихся в сердце падшего человека греховных страстей. Ведь заповедь Христа, к примеру, запрещающую смотреть на женщину с вожделением, поскольку сие значит прелюбодействовать с нею в сердце своем (ср.Мф.5: 28), очевидно, можно исполнить лишь искоренив из своего сердца блудную страсть. Это же относится и к другим заповедям Божиим – их истинное исполнение невозможно без искоренения из своего сердца страстей.

Когда же Авва Исхирион пророчествует, что живущие после них подвижники сделают вполовину, то, думаю, что он имеет в виду следующее. Святые отцы говорили, что можно иметь страсти, но не жить по ним, – и это также достаточно высокая степень совершенства подвижника, хотя она и уступает тому, кто достиг бесстрастия. Но что же старец имеет в виду, когда пророчествует о нашем последнем времени: «Люди века того ничего не сделают»? Очевидно то, что ныне ощущает каждый православный христианин, пытающийся подвизаться: он не только страсти в себе не может победить, но не может и не жить по ним – страсти его, как правило, побеждают!

Что же остается таковому, т.е. всем нам, нынешним православным христианам в качестве основного аскетического оружия против врага нашего спасения?! Только покаяние; лишь бы оно было, как я уже сказал, искренним и без всяких лицемерных спекуляций, типа «сейчас я согрешу, а завтра покаюсь». Лучше сегодня покаяться, а завтра и послезавтра СТАРАТЬСЯ не грешить!

С этим все. Теперь несколько слов о третьем существенном, в некоем смысле, преимуществе современного христианина. Поскольку он, духовно «путешествуя» из точки С в точку А, переходит из противоестественного состояния в естественное, т.е. возвращается в свое собственное человеческое естество (природу), то он, согласно вышесказанному, знает этот путь и может его описать, причем, туда и обратно.

Чего не знали и не могли описать святые, поскольку они получили свое человеческое естество даром: родились в нем и были в нем воспитаны. А не так, как большинство из нас: родились в атеизме и во всей той мерзости, которая ему сопутствует, и в этом же были воспитаны. Поэтому мы, в отличие от святых, можем описать путь из атеизма к вере и обратно. Небольшое, правда, достижение, но, как говорится, — мелочь, а приятно!

Думаю, что в этом и заключается мистический, таинственный смысл евангельской притчи о неверном домоправителе (Лк.16: 1-13), расточавшем имение своего господина. Последний потребовал у него отчет с тем, чтобы отрешить его от управления домом. Думаю, это про нас, современных православных, обладающих способностями и навыками к управлению в том или иной области: политической, экономической, научной, в области искусства и т.д., — и все, как правило, не у дел, по крайней мере, не в том масштабе, как хотелось бы. Зато кругом, во всех сих областях полным полно понятно кого. Так кто же нас отрешил от управления Русским Домом?! Думаю, не закулиса, не масоны, а Господин Дома – Господь Бог. И, вероятно, отрешил потому, что мы что-то из Его имения расточаем.

Но идем дальше по содержанию евангельской притчи. Испуганный угрозой оказаться не у дел, неверный управитель честно говорит о себе: «Что мне делать? Господин мой отнимает у меня управление домом; копать не могу, просить стыжусь» (Лк.16: 3). Думаю, последние слова означают два основных вида аскетического делания, особенно свойственных монахам: «просить» — это молитва – умное делание; «копать» — телесный труд. Как видим, ничего этого неверный управитель делать не может, что вполне соответствует словам Авы Исхириона о людях последнего времени, т.е. о нас, что они, т.е. мы: «ничего не сделают».

Что же делает этот догадливый управитель, или что остается делать нам?! Он переделывает долговые расписки должников своего господина: одному вместо сто мер масла предлагает написать пятьдесят; другому вместо сто мер пшеницы – написать восемьдесят. Если мы теперь воспользуемся своим знанием арифметики и посчитаем, какая доля долга была списана каждому, то получим: одну пятую и одну вторую. Обратим внимание на знаменатели сих дробей, они соответственно равны 5 и 2, что полностью совпадает с количеством преумноженных талантов в евангельской притче о талантах (Мф.25: 14-30).

Но как известно из толкования сей притчи, данные таланты означают богатые природные дарования святых, которые они преумножили своей добродетельной, аскетической жизнью ради Христа. Обратим внимание на то, что у святых эти первоначальные природные таланты являются именно дарованиями, т.е. у них все природное – это дар Божий, включая и веру в Него. А нам, неверным управителям, пришедшим из атеизма, этого надо еще достичь, двигаясь из С в А. Поэтому у нас число сих талантов не в числителе, а в знаменателе «дроби», т.е. представляет собой обратную величину тому, что по природе имели святые, ибо нам надо еще достичь той природы и ее соответственных талантов своей добродетельной жизнью.

И если мы действительно сумеем этого достичь, т.е. более или менее перейдем из С в А, перейдем из противоестественного состояния атеизма (и всего того плохого, что ему сопутствует) в естественное состояние веры, то сможем и описать этот путь. Другими словами говоря, хотя бы отчасти сможем переписать «расписки» святых, поскольку отчасти получим эту природу не в качестве дара, а своим трудом. Конечно, невелико достижение! Но зато, как видим из притчи о неверном управителе, – такое дело угодно Богу: «И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде» (Лк.16: 8).

Именно это я, с Божией помощью, как раз и попытаюсь проделать в следующих статьях сего цикла, постараюсь переписать одну из таких «расписок». Может быть и меня Господин Дома — Господь похвалит, как неверного управителя?!

Короче говоря, в ряде последующих статей я попытаюсь описать этот путь из C в A, т.е. из противоестественного состояния атеизма (в котором сам родился и был воспитан) в естественное состояние человека, полагающее для христианина начало пути ко спасению. По возможности описав также какие поприща-версты на этом пути из C в A имеются, и какие духовные опасности подстерегают христианина на нем.

Предел этого описания, думаю, — любовь Божия; та, о коей ап.Павел сказал: «Теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; по любовь из них больше» (1 Кор.13: 13). А Сам Господь наш Иисус Христос на вопрос «какая наибольшая заповедь в законе», ответил: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф.22: 36. 37-40).

Но прежде, чем говорить об этом, следует сказать и несколько слов о противоестественности атеизма, из которого нам следует как можно дальше уйти.